Иконописное отделение Одесской духовной семинарии готовится к защите дипломов: таковая состоится 7 июля в 16.00 в выставочном зале музея «Христианская Одесса» при женском Свято-Архангело-Михайловском монастыре. Журналист «Вечерней Одессы» побеседовала, с благословения игуменьи Серафимы, с заведующей отделением матушкой Таисией — известной одесской художницей Эсфирью Серпионовой.

ЕСТЬ тут личный момент: для меня иконопись византийской традиции, которую переняла Древняя Русь, была и остается непревзойденной вершиной изобразительного искусства, как в духовном, так и в чисто техническом, формальном отношении. Пусть, кто хочет, оспорит это утверждение. Когда-то и я воспринимала благоговейно пластические достижения европейского Ренессанса. И, однако же, с некоторых пор обмирщение, отелеснивание изобразительного искусства видится мне вектором по нисходящей, а вот средневековая отрешенно-спиритуалистическая живопись — нерушимой лестницей (лествицей, по-старославянски) в небо, одолевают которую трудами и молитвами особо призванные.

Ренессанс древней византийской традиции и ее технологий могу лишь приветствовать... хотя, если вот побеседовать с посвященным специалистом, всё окажется не так уж однозначно.

Эсфирь Серпионова: её мирское имя в бытность монахиней, а это уж 26 лет, довольно долго не подлежало раскрытию, но на то мы в Одессе, которая обычно «знает всё», а главное — деятельность Свято-Архангело-Михайловского монастыря устремлена не от мира, а к миру: нести в мир, по силам, Богом данным, благодатный свет, в том числе своими профессиональными навыками; просвещать и просветлять.

Эсфирь Серпионова окончила для начала одесскую «Грековку», отделение скульптуры, а затем — знаменитый Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК) как сценограф. Точнее, она защитила, как тогда и там практиковалось, два диплома: как театральный художник-постановщик и как художник-технолог сцены. Обучение на факультете сценографии было жестким: теоретическая механика, сопромат, четыре вида черчения — потому как придется иметь дело со сценическими механизмами, рассчитывать нагрузки. Зато на выходе — широчайший спектр навыков и знаний. Эсфирь Серпионова — доцент «худграфа» Южноукраинского национального педуниверситета имени Ушинского и известна, помимо прочего, как художник-прикладник, мастер текстиля.

Иконописное отделение Одесской семинарии работает с 2012 года. Как всё начиналось? «Сложился коллектив энтузиастов с ядром из четырех монахинь, — рассказывает матушка Таисия, в миру Эсфирь. — Опытные монахини, проверенные на многих послушаниях; кроме меня, еще две художницы с дипломами одесского «худграфа». Сейчас к нам присоединилась новая послушница, график с высшим образованием».

На иконописном отделении обязательны как искусствоведческие, так и богословские дисциплины. Богословие и общую церковную историю искусств преподают священники. Либо выпускники семинарии, оставшиеся мирянами, как, например, Дмитрий Васильевич Арабаджи.

И вот монастырские матушки, стоящие у истоков отделения, изучают иконографию, во всех тонкостях трансформаций традиции; изучают живописные технологии, специфическое материаловедение; составляют учебные планы. Много труда вложили тут матушка Виринея и матушка Екатерина, которую мать Таисия характеризует «настоящим перфекционистом»...

ПОСТОЙТЕ, говорю, а ведь в Одессе уже в памятные 90-е годы сложилась местная иконописная школа, представленная ярче всего Игорем Стояновым (увы, уже покойным) и Александром Рудым. Для читателя: смотрите иконы храма Святого Николая на Морвокзале, церкви Марии Магдалины на восьмой станции Фонтана, нижнего храма Спасо-Преображенского собора. Ну, строго говоря, не знаю, правомерно ли назвать это «школой», однако явление существовало в широком контексте возрождения византийской и древнерусской традиций, с их скрупулезным изучением, и под кураторством Третьяковской галереи...

Да, отвечает мать Таисия, новорожденное иконописное отделение активно взаимодействовало с одесскими мастерами иконописи. Отделение посещали, общались со студентами: Александр Рудой; Виктор Кашеваров — выпускник «Грековки», иконописец, портретист, реставратор; Сергей Кравцов. На отделении иконописи преподают: Владимир Рудаков — стенопись, в том числе искусство фрески; он сам — выпускник нашего «худграфа», был учеником и Эсфири Серпионовой; Павел Князев преподает искусство мозаики, владеет технологией древней римской мозаики из смальты — цветного стекла, выплавленного с добавлением оксидов металлов.

Курс иконописного отделения (как видим из вышесказанного, оно технологически многопрофильное) насчитывает обычно порядка 35 человек, набор на курс — 12 человек, четыре года учебы, пятидневка, по 4 пары академических часов в день, плюс самостоятельные вечерние занятия. Иконопись — это во всех смыслах глубочайшее погружение и одновременно — труднейшее восхождение.

«Воспроизвести буквально древнюю икону — и невозможно, и бессмысленно, — считает Эсфирь Серпионова. — Поэтому мы практикуем частое обращение к новописаным иконам как образцам. Например, в написании образов православных святых. Ныне в странах, чьей традиционной религией является православие, много иконописцев. Творческая судьба их столь же сложна, как и у прочих современных художников. Нужно завоевать авторитет, доверие церкви. Для этого научиться не только искусству иконописи, но и искусству взаимодействия с людьми, навыкам работы в артели, организационным навыкам — уметь искать заказы, предлагать свою работу».

Почему бессмысленно стремиться сравняться в мастерстве с древними иконописцами? Да потому, отвечает мать Таисия, что практически ни в одном случае мы не можем поручиться, что дошедшие до нас великие образцы сохранились в аутентичном виде: одних только «подновлений» сколько они претерпели в веках! Все искусствоведческие выкладки на эту тему — приблизительны поневоле. Но та дорога, которая пройдена человечеством по крутым ступеням «лествицы в небо», дает нам мощный духовный заряд и воспитывает нас как религиозно, так и эстетически.

Каждое новое поколение иконописцев, говорит Эсфирь Серпионова, обращается в своих произведениях к современникам. Нужно досконально знать традицию, канон и извод, но не нужно слепо копировать древних. Те же Стоянов и Рудой, глубоко изучавшие по фолиантам и образцам, как говорится, и матчасть, и духовный аспект, всё же писали, привнося в образ нечто свое. Индивидуальное самовыявление художника и в иконописи неизбежно. В трактовке, композиции, колористике. Однако не напишешь благодатного образа, не проникаясь вопросом: «Как это сделано? Как мне этому следовать? Как войти в образ — не в сценическом смысле, но вжиться мысленно в подвиг святого или апостола, в житие Марии, в Слово Божие?».

ЗНАНИЯ, полученные в миру, здесь пригодятся, но недостаточны. Вот поступает человек на иконописное отделение. И случается зачастую так: словарный запас — ограниченный; понятие о вещах отсутствует, потому что эти вещи человеку в жизни не попадались; склонность к системному обучению отбита в средней школе; восприятие информации, а она сегодня лавинообразна, некритическое; способность к сосредоточению слабая; о хорошем вкусе и речи нет, слишком многое в информационном пространстве работает сегодня на порчу вкуса. Педагог, монахиня, священник, принимайтесь за дело. Ожидать, что к тебе пришел непроявленный Рублев, наивно.

Увлечь, заинтересовать, убедить, зажечь. Укрепить веру: ты напишешь СВОЮ икону! Ты познаешь канон и ощутишь его границы: канон — не тюрьма. Ты научишься смиренному труду. Ты постигнешь секреты ансамблевости, без этого ощущения оформление храма немыслимо. Два года академического рисунка и живописи; цветоведение, колористика; шрифты; технологии...

Дипломник отделения должен уметь исполнить миниатюру; аналойную и иконостасную иконы, фигуры и полуфигуры; должен уметь самостоятельно строить композицию.

А судить о соответствии работы выпускника принятым в Церкви образцам могут лишь люди, образованные художественно и богословски. Только опытный иконописец имеет верные критерии оценки.

...Матушка Таисия провела меня по учебным аудиториям. Ну, что скажешь: критерии критериями, но, как говорил персонаж великого фильма «Андрей Рублев»: «А всё же... красиво всё это!».

В общей мастерской работали дипломники. Анна Жевликова писала образы Спаса Вседержителя и Богородицы Иерусалимской. Анна приехала к нам из Санкт-Петербурга, где училась на иконописном отделении Духовной академии. Ничего себе! Отчего так? А здесь, в Одессе, преподают искусство мозаики, а в Питере — нет! Мозаичные фрагменты я увидела в другой мастерской — как положено, из смальты, и очень впечатляюще выглядят.

Александр Белинский писал фигуры архангелов Гавриила и Михаила на основе образца второй половины XIV века; Яна Имбер выполняла образы Евфросинии Полоцкой и Евфросинии Суздальской, по новописаным иконам; оба дипломника — из Винницкой области. Женя Головчак, приехавшая из Херсона, писала образы Матроны Московской и Ксении Петербургской...

Всё это по классическим технологиям, по левкасу на досках. Только краски современные: акрил. Потому что, пояснила мне Эсфирь Серпионова, поручать неопытным студентам растирать пигменты опасно (в свое время я видела, что тот же Александр Рудой использует растертые в порошок минералы): исходные материалы для красочных пигментов сплошь и рядом вредны, например, для получения великолепного золотисто-оранжевого цвета используют... крысиный яд.

Сама же Эсфирь Серпионова тут же, на ходу, давала строгие и внятные указания дипломникам: как и что. Природа художника-педагога в монахине не только неистребима, но и, что называется, в резонанс: Художник, воспитай ученика, — отдай себя, растворись в Другом, стремясь вместе с ним ввысь, по многотрудной лествице подвижничества...