Есть одна простая истина: газету сначала смотрят, а уже потом читают. В этом довольно банальном утверждении глубокий смысл для практической журналистики. И состоит он в том, что сделать хорошую газету без хорошей иллюстрации невозможно. Поэтому раньше, когда еще не было компьютеров с фотошопами, каждая редакция газеты имела в штате фотокорреспондентов, и от их работы во многом зависело качество издания.

По большому счету, газетные фотокоры всегда составляли в журналистике отдельную касту. Их в редакциях все знали, уважали, ценили, а между собой они постоянно соперничали. Нет, они дружили и помогали друг другу, но опередить коллегу из соседней газеты, дать снимок лучше и качественнее других — каждодневное желание каждого фотокора. Чтобы побеждать в этой негласной конкуренции, надо было всегда знать что, где и когда происходит, иметь приличную аппаратуру (предел мечтаний был японский «Никон»), быть легким на подъем, уметь быстро отпечатать фотографии и написать к ним необходимый текст. На следующий день твою работу оценивали читатели и коллеги, а редактор придирчиво сравнивал свежий номер своей газеты с другим аналогичным изданием, и только тогда мог окончательно определить, насколько творчески поработал его фотокорреспондент и удалось ли (или не удалось) «утереть нос» соседям.

В этом негласном соревновании очень часто побеждала газета «Вечерняя Одесса», где фотокорреспондентом работал Михаил Борисович Рыбак. В крайнем случае, ее редактор Борис Федорович Деревянко был уверен: его фотокор — самый лучший.

Чтобы читателю проще меня понять, кратко расскажу об одесских газетах конца 70-х — начала 90-х годов прошлого уже столетия, а также об особенностях работы фотокорреспондентов в то время. Знаю это не понаслышке. Фотографией, правда, я профессионально не занимался, но почти полтора десятка лет проработал ответственным секретарем в газете «Чорноморська комуна», находившейся рядом с «Вечерней Одессой», где работал Михаил Борисович. А именно секретариаты редакций руководили фотокорреспондентами, давали им задания, принимали от них фотоработы и поэтому прекрасно знали их возможности и творческий потенциал.

Именно поэтому я знал и был в хороших отношениях с фотокорами всех одесских газет. В «Чорноморськiй комунi» в то время фотокорреспондентами работали Анатолий Князев и Владимир Пащук. Чуть позже появились у нас в редакции Владимир Курицын и Олег Владимирский, который сегодня не просто работает в «Вечерней Одессе», но остался одним из немногих фотокоров в Одессе.

В штате редакции газеты «Знамя коммунизма» также было два фотокора: Ян Вельц и Вячеслав Теняков (последний и сегодня в строю, работает в газете «Слово»). В «Комсомольськiй iскрi» работали Леонид Сидорский и Борис Кузьминский. А в «Вечерке» многие годы фотокор был один — Миша Рыбак.

В 1975 году редакции одесских газет переехали с ул. Пушкинской в помещение нового редакционного корпуса газетного издательства «Чорноморська комуна» на Черемушках (нынче — издательство «Черноморье»). И было этих редакций всего четыре, ведь всего четыре общественно-политические газеты выходили тогда в Одессе (естественно, все были органами партии и власти). Правда, были еще многотиражки на заводах и в вузах, а также газета «Моряк» в Черноморском морском пароходстве, но они с нами не конкурировали.

Помещения редакциям выделялись «по рангу»: газеты «Знамя коммунизма» и «Чорноморська комуна», органы обкома и облисполкома, занимали по полтора этажа, «Комсомольськiй iскрi», органу обкома комсомола, выделили неполный 7-й этаж, а четыре кабинета на 7-м и весь 8-й этаж занимала «Вечерняя Одесса».

В трех редакциях по два кабинета отводили под фотолаборатории. Только «Вечерка», где работал Михаил Рыбак, лаборатории не имела. Возможно, и был у Михаила Борисовича кабинет на восьмом этаже, но лаборатории как таковой не было. Свою собственную мастерскую М. Б. Рыбак оборудовал в жилом доме в центре города, и этим гордился. А редакцию такая ситуация также устраивала, ведь свободный кабинет лишним не бывает.

Как я уже отмечал, фотокоры всегда были уважаемыми людьми в редакциях. Журналисты весьма охотно ездили в командировки, на предприятия и другие объекты с фотокорами. Ведь фотоиллюстрация не только украшает любую публикацию, она зачастую может «спасти» неудачный текстовой материал: 2-3 красивых фотоснимка всегда привлекут внимание читателя и отвлекут от корявого текста.

Работа фотокорреспондента не шла ни в какое сравнение с работой пишущих журналистов. Пишущий газетчик, побывав на каком-то событии, записав в блокнот нужные фамилии и цифры, всегда мог, вернувшись в редакцию, перепроверить себя, воспользоваться справочниками, если что забыл — уточнить по телефону... Фотокору ошибиться нельзя, второй попытки у него быть не может. Отсняв сюжет, он буквально мчался в лабораторию, чтобы проявить пленку, закрепить ее, напечатать фотографии, высушить их...

В секретариате редакции его с нетерпением ждали не только для того, чтобы выбрать фото и нарисовать макет страницы. Время считалось на минуты еще и потому, что строго по графику надо было сдать оригиналы фотоснимков в цинкографию, где из них в течение нескольких часов делали цинковые пластины. Их ждали в верстальном цехе, где газетные полосы уже были сверстаны, вычитаны корректорами, а под каждое фото было заложено конкретное место. Когда из цинкографии приносили фотопластины, газету сразу отдавали «под пресс», делали матрицу каждой страницы, из которых отливали стереотипы для печати. Такова была сложная и длинная технология выпуска газеты, посему опоздание со сдачей фотографий в цинкографию угрожало срыву графика печати. А за такое по головке редактора не погладят, а он, естественно, спросит с фотокора...

Нет, я ничего не драматизирую, но и не приукрашиваю, такой была реальность. А «Вечерняя Одесса» имела дополнительную сложность: газета была вечерней не только по названию, ее начинали печатать после 12.00, а в 17.00-18.00 почтальоны уже разносили подписчикам. Это обстоятельство очень усложняло работу секретариата редакции, а фотокора особенно.

Я часто встречался с Михаилом Борисовичем Рыбаком и очень высоко ценил его за профессиональные качества. Те качества, которыми не обладали его коллеги из других газет.

Требований к газетным снимкам у секретариата и редактора всегда было много, но главное, что решало судьбу фотоработы, — сюжет снимка и его техническое качество. Первое требование большинство фотокоров решало тем, что предлагали несколько (иногда 5–7) вариантов снимка. Мол, выбирайте. Но проблема была в том, что большинство фотокоров работало как обыкновенные фотографы. Они, как говорится, «выставляли» кадр, а потом нажимали спусковую кнопку. На практике это выглядело примерно так: токарю у станка поправляли прическу, при необходимости меняли спецовку, потом заставляли «замереть» перед фотоаппаратом. Фотокор щелкал. Таких снимков сколько ни делай, все будут одинаковые по сюжету.

У Михаила Рыбака было все иначе. Если ему заказывали, например, три снимка, он мог принести пять. Но все они были разные и все можно было (и хотелось) давать в газету.

Фотоснимки Михаила Борисовича всегда были «живые». Он снимал не просто человека, а кусочек жизни с участием своего героя. Каждый кадр был неповторим, что требовало от автора искать и находить единственно возможную точку и ракурс.

О качестве снимков разговор отдельный. С одной стороны, в самом деле очень многое зависело от марки фотоаппарата, от пленки, химикатов. С другой же, никто не будет отрицать разный уровень мастерства фотокоров при печати фотографий. Не знаю, как кто из них относился к своей работе именно на стадии печати, но в штатах всех редакций были художники-ретушеры, которые обрабатывали снимки перед сдачей в цинкографию. Боже мой, что они иногда выделывали! Лезвием «осветляли» темные части фотографии и кисточкой с тушью затемняли излишне светлые, дорисовывали воротники и галстуки, подправляли значки и даже ордена. Бывало, что после ретуши узнать человека на фото было невозможно...

В «Вечерней Одессе» ретушера в штате не было! Это факт, а что было этому причиной — то ли он был не нужен, потому что снимки Миши Рыбака были качественными, или Миша Рыбак делал снимки качественными потому, что в редакции не было художника-ретушера, — пусть эту дилемму каждый решает для себя сам.

Еще один момент хочу отметить. Мелочь, покажется, но «из песни слов не выбросишь»...

Так вот, фотокорреспонденты во всех газетах практически не могли сами написать текстовку. Вот и ходил прекрасный фотограф из кабинета в кабинет с просьбой написать пару строк под его снимком.

И этой проблемы не было у Михаила Борисовича. Большинство своих фоторабот он сдавал не просто с прекрасно написанной текстовкой, а с расширенным текстом, что автоматически делало его работу фоторепортажем. В газетах это всегда высоко ценилось, но большинство фотокоров сами сделать фоторепортаж просто не могли, для этого им в помощь выделяли пишущих журналистов.

Работая в «Вечерней Одессе», Михаил Рыбак печатался практически во всех одесских газетах. К этому порой очень ревностно относились его коллеги с других изданий, мол, «заходишь» на чужую территорию. Но дело в том, что в большинстве случаев Михаил Борисович выполнял просьбы редакторов или ответственных секретарей, а иногда просто выручал редакцию, когда у «своего» фотокора что-то не получилось.

Михаил Борисович был не просто лучшим фотокором, он стал настоящим фотохудожником. Его фотопроизведения не только печатались в ведущих газетах и журналах страны, они украшали редакционные кабинеты, демонстрировались на выставках и в музеях. Он сумел увидеть лучшие моменты жизни, запечатлеть фотоаппаратом свое время, нашу эпоху, и образ ее подарить будущим поколениям.