В приемную Херсонского областного Фонда милосердия и здоровья обратилась женщина, мужа которой фактически убило бездушие наших херсонских медиков. И мало того: когда она попыталась добиться справедливости, ее же обвинили в том, что она “третирует” врачей и виновата в ухудшении их состояния здоровья.

Тамара Ивановна* рассказывает: – У мужа в конце августа начались боли в левом боку. И он обратился в больницу по месту жительства.

Там ему поставили диагноз: хронический панкреатит и предложили госпитализацию. Но боли были несильные, поэтому в больницу Дмитрий* не лег, а стал проходить курс лечения на дому”.

Что «капаем» – неважно?

Но лучше ему не становилось, а второго сентября боли стали просто нестерпимыми и тогда вызвали “Скорую”. В больнице заведующий гастроэнтерологическим отделением, осмотрел Дмитрия, назначил капельницу для снятия спазмов.

– Я не отходила от мужа ни на минуту,– продолжает Тамара Ивановна, – а ему с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Острая боль распространялась не только на бок, но и на всю поясницу. Приступы повторялись все чаще: следующий приступ был 4 сентября, потом 6, а затем 7 сентября. И длились несколько часов подряд.

А лечащий врач, как вспоминает Тамара Ивановна, заходил к больному, осматривал его, спрашивал как самочувствие и – уходил.

– Я не раз подходила к нему и с вопросом, что происходит. Почему он не лечит моего мужа от панкреатита? Почему ему вместо этого ставят капельницы, чтобы снять давление и для поддержания сердца?– продолжает Тамара Ивановна. – А врач отвечал, что точно не может понять, что это за болезнь, поэтому собирает консилиум врачей.

С каждым днем Дмитрию становилось все хуже. На шестые сутки пребывания в больнице, 8 сентября, у Дмитрия началась такая адская боль, что он кусал себе руки до крови. Медсестры кололи обезболивающее, но ничего не помогало. Приступ продолжался почти 12 часов...

“Добить” диагнозом?

После этого у него практически не было передышки – спазмы не прекращались. Он не мог найти себе места, не мог спокойно ни лежать, ни сидеть, ни ходить. Любая капелька еды или жидкости вызывали настоящий шквал боли, поэтому он не мог ничего есть и пить. Стал худеть на глазах. А еще “донимала” постоянная, непрекращающаяся, выматывающая икота (говорили, что это – от обезвоживания).

Каждую ночь возле него дежурили врачи –и терапевты, и хирурги, для снятия болей вводили наркотические препараты, но и они не помогали.

– И вот 11 сентября заведующий гастроэнтерологическим и заведующий хирургическим отделениями озвучили мне страшный диагноз: забрюшиная лимфосаркома с многочисленными метастазами.

После такого диагноза у Тамары Ивановны подкосились ноги. И она, и дети не могли поверить в этот диагноз-приговор. Через два дня, 13 сентября, Тамара Ивановна, по направлению врача повезла своего мужа на обследование в городской онкодиспансер: – Врач в диспансере посмотрел карточку и анализы, и подтвердил диагноз: забрюшиная лимфосаркома. После этого, мы с мужем просто в “разбитом” состоянии вернулись в больницу. Я не знала, что делать и куда бежать, в очередной раз подошла к заведующему отделением узнать, что делать дальше, чем помочь, как спасти мужа. А врач ответил, чтобы я его забирала домой, что ему никто и ничего уже не поможет – поздно. Я спросила его, может отправить мужа к киевским врачам, на что медик ответил, зачем Киев, он только выкачает из семьи деньги, а Дмитрия не спасет…

Так рак, или – панкреатит?

Дома Дмитрий по-прежнему ничего не ел и не пил, почти не ходил и не разговаривал. И с каждым днем ему становилось хуже, хотя, казалось бы, куда уж больше? Ему выписали наркотики, но он от них отказывался, и все спрашивал: почему ему не лечат панкреатит. Хотя знал, какой ему поставили “окончательный” диагноз…

– Я не могла за этим наблюдать, поэтому позвонила в Киев, в институт онкологии АМН Украины, где Дмитрий проходил лечение в 2005 году. Тогда киевские врачи ему поставили диагноз: хронический панкреатит, назначили препараты диету, и отпустили домой . И после того лечения, до лета прошлого все было нормально.

Врач, выслушав Тамару Ивановну, попросила назвать некоторые результаты анализов, но их, почему-то в карточке не оказалось. Тогда она порекомендовала срочно сделать дополнительный анализ крови, и привезти их, вместе со всеми медицинскими документами в Киев.

Тамара Ивановна не могла оставить больного мужа на попечении двух маленьких детей, поэтому попросила сестру отвезти документы и съездить в институт на консультацию.

– Уже 18 сентября сестра была в Киеве со всеми документами,– рассказывает Тамара – врачи посмотрели карточку, анализы и заключения херсонских врачей и поставили диагноз: панкреатит в стадии обострения.

Диагноз подтвердила смерть…

Такому диагнозу врачей семья искренне обрадовалось, ведь это не рак. Поэтому, не теряя ни дня, 19 сентября Тамара Ивановна обратилась в другую больницу города с теми же документами. В этой, другой больнице, другой врач также ставит диагноз: панкреатит. И – направляет Дмитрия на лечение по месту жительства, то есть, снова к тому же врачу, который уже “долечил до рака”. Тамара Ивановна чуть ли не на коленях упросила не направлять мужа на лечение туда, а оставить здесь. Уже вечером того же дня Дмитрия осмотрели и положили в реанимацию под капельницу с препаратами для лечения именно панкреатита. Интенсивное лечение сказалось буквально на следующий день. Дмитрий стал себя лучше чувствовать, уменьшились боли, прекратилась безудержная икота. А через несколько дней Дмитрий уже мог нормально разговаривать и даже ходить.

Вечером 23 сентября Тамара уехала домой ночевать, но примерно в 5 часов утра раздался телефонный звонок: звонил муж, сказал, что ему снова очень плохо.

– Я быстро собралась и поехала в больницу, – рассказывает Тамара. – Там врачи как раз осмотрели мужа и решили, что необходимо его срочно оперировать. А предварительно направили его на УЗИ. Я поехала вместе с мужем. Мы вышли на улицу, а день был теплый, солнечный. Дима посмотрел по сторонам и сказал: “Запомни этот день. Это – последний день в моей жизни”…

От таких слов у Тамары Ивановны мороз побежал по телу. Она стала убеждать и его, и себя, что будет все хорошо, что… Но, к сожалению, оказался прав Дмитрий. Это был его последний день жизни. Через несколько часов, во время операции, у него остановилось сердце, измотанное болью и уставшее от страданий.

Дмитрию был всего 51 год. И вскрытие показало, что не было у него никакого рака, никакой забрюшиной лимфосаркомы (тем более, с многочисленными метастазами). Патологоанатом подтвердил, что был – хронический панкреатит…

Спасти других от “профессионалов”

Когда Тамара немного отошла от шока, то решила, что нельзя прощать такой непрофессионализм, а может, и сознательный “пофигизм” тех врачей, что фактически отмахнулись от ее мужа в больнице по месту жительства. Они считаются очень хорошими профессионалами. Но в итоге выписали ее мужа умирать. И ведь точно так же они могут “залечить” любого пациента. Могут назначать дорогущие препараты, чтобы снять симптомы, а не решать проблему со здоровьем. А потом, когда “это” не поможет – выписать умирать домой, с самым страшным диагнозом. Ведь мало кто потом снова обращается в больницы. И вскрытие не делают (зачем лишние хлопоты и, что ни говори, затраты). А врачи “Скорой” или участковый врач, которых вызовут констатировать смерть близкого, посмотрят карточку, а там, “синим – по белому”, – злокачественное заболевание. И на кофейной гуще гадать не надо, какой будет вердикт – от чего же наступила смерть…

Отдайте оригиналы

Тамара не знала, к кому обратиться, поэтому сразу написала письмо Президенту, где описала свою трагедию. В ответе, который пришел 20 ноября, ей сообщили, что “Ваше звернення з особистим дорученням Президента України надіслано на розгляд Генеральної прокуратури України та Міністерства охорони здоров’я України”. И фактически в этой же день, ей позвонили из херсонской прокуратуры.

– Позвонила девушка, представилась следователем прокуратуры, – рассказывает Тамара. – Она сказала, что ей поручено занимается этим вопросом. Но она не может вести расследование, потому что у нее нет оригиналов документов. Попросила отдать ей медицинскую карточку. Я отказалась и предложила ей копию, но следователь наотрез отказалось, мотивируя тем, что работать нужно только с оригиналом. И такие звонки продолжались в течение недели. Но ведь это – единственные документы, которые остались у меня, и которые подтверждают хоть как-то мою правоту.

После этого из прокуратуры пришло письмо за подписью первого заместителя прокурора области В. Матвийчука.

– Мне ответили, что рассмотрели мое обращение, – рассказывает Тамара, – и вмешаться не могут, поскольку я отказалась предоставить комиссии управления здравоохранения медицинскую документацию мужа. Но ведь я им предлагала ксерокопии, да у них есть 2 комплекта копий документов, который я сначала отсылала в Киев, а затем их переслали в Херсон.

Когда автор статьи попыталась поговорить со следователем, то услышал все те же слова:

– Нам для работы необходимы документы, а Тамара их не предоставила. Ксерокопия – это не документ. Возможно, конечно, нотариально заверенные ксерокопии, но и их мы не увидели.

На вопрос, есть ли в прокуратуре какие-то конкретные инструкции, по которым в работе должны быть только оригиналы документов, следователь ответила, что “документы есть документы – это оригиналы, и никакие инструкции не нужны”.

А через три недели после этого пришел ответ из Генеральной прокуратуры, где было написано, что оценить полноту и качество медицинской помощи прокуратура не смогла, потому что Тамара отказалась после смерти мужа вернуть в больницу его медицинскую карточку и не предоставила ее комиссии управления здравоохранения. Тем не менее, 27 ноября в Херсон приезжала комиссия из Министерства охраны здоровья.

– Меня, как жену, пригласили на встречу со специалистами, и мы вместе проехали по больницам, в которых лежал мой муж, поговорили с врачами. Как ни странно, мне показалось, что члены комиссии были на моей стороне – рассказывает Тамара.

Но в это же время заведующий гастроэнтерологией написал на Тамару заявление, где жаловался на постоянные угрозы по телефону с ее стороны, из-за чего он перенес предынсультное состояние. Эти факты не подтвердились, с Тамары снято такое обвинение.

А за день до Нового года, 30 декабря, пришел ответ из Министерства охраны здоровья Украины по результатам той проверки: – “ на підставі ретельного вивчення медичних документів та отриманої інформації було встановлено, що медичними працівниками допущено помилку при встановлені діагнозу, що й призвело до смерті хворого.

Однак комісія вважає, що лікарі допустили помилку у зв’язку з атиповістю перебігу захворювання, та суперечливими даними інтерпретації інструментальних методів дослідження”…

Вот такой получается “финдиперст”, как в той сказке про Буратино: пациент скорее жив, чем мертв, или скорее мертв, чем жив? И почему нужно было приезжать комиссии из Киева, чтобы установить то, что она установила, почему наша, херсонская прокуратура не провела то же расследование, но уже – свое, профессиональное? И кто, наконец, должен поставить точку в этом вопросе – так были ли виновны врачи в смерти Дмитрия, или нет?

* имена героев статьи изменены по этическим соображениям