В далеком уже советском прошлом отечественный научный люд с удовольствием изобретал разнообразные мифы — и сам же в них верил и среди них жил. Их, мифов, было множество, рожденных частью по указанию сверху, а частью — в угоду Партии: и миф о «новой исторической общности людей — советском народе», и миф о «единодушной поддержке всем прогрессивным человечеством мирных инициатив Советского правительства», и т.д., и т.п.

В современной Украине на смену старым, замшелым мифам пришли новые, столь же далекие от реальности. Ну, на то они и мифы...

Например, набившая оскомину неведомая «национальная идея». Что это такое, никто за годы независимости государства, так и не смог внятно объяснить. Почему «национальная идея» — это миф? Потому, что необходимость и возможность ее создания никем не подвергается сомнению, хотя никто не смог до сих пор внятно ответить на вопросы: возможна ли «национальная идея» в многонациональном государстве, во-первых; возможно ли ее создать по заказу «верхов», во-вторых; возможно ли всеобщее согласие с «национальной идеей» в социально неравной стране в-третьих, и, наконец, в-четвертых — в каких условиях вообще возникает «национальная идея». Можно, конечно, предположить, что для возникновения этого явления нужен некий внешний враг, против которого может объединиться весь народ. Да вот только не получается, потому как в одной части страны на сегодняшний день предлагается к употреблению один внешний враг, а в другой, соответственно — иной. И что с этим делать?

Или вот еще один миф, о некой, чуть ли не тоталитарной государственной идеологии, существовавшей в допомаранчевый период. Некоторые политики и политологи на полном серьезе до сих пор с уверенностью говорят о том, что таковая может быть только при жестких тоталитарных режимах, например, при сталинизме. Мировая практика этого не подтверждает. При сталинизме государственная идеология всего лишь закреплялась законодательно (в конституции, например) под своим собственным именем. Но делать это совсем не обязательно, наоборот — это признак слабости власти. Государственная идеология на практике существует в любом государстве. Например, в США государственной идеологией является либерализм (либерализм утверждает экономические, основанные на незыблемом праве частной собственности, религиозные и политические свободы индивидуума, — авт.). Каноны либерализма зафиксированы в законодательстве США и внушаются каждому гражданину через систему образования с первого класса школы. Как частное лицо, гражданин США может быть не согласен с этой государственной идеологией, но изменить он ничего не может. Как только силы, не согласные с государственной идеологией США, становятся слишком мощными, государство прибегает по отношению к ним к тайным или явным репрессиям. Когда после окончания Первой Мировой войны в США в большом количестве распространились организации социалистической ориентации, власти провели в 1919 г. широкомасштабную кампанию по разгрому этих организаций: в их штаб-квартирах и отделениях были явочным порядком, вопреки законодательству США, произведены погромы, свыше 10 тысяч человек было арестовано, несколько тысяч — принудительно депортированы из США, в том числе 249 человек — без всякого решения суда или иных юридических процедур — были высланы через океан в Советскую Россию. В 60-е годы, когда ситуация повторилась, власти США провели силами спецслужб несколько десятков тысяч тайных операций против левых организаций — и разгромили их. Государство без государственной идеологии просто не может существовать: такое государство будет неизбежно разорвано на части сторонниками разных идеологий, которые создадут на этих частях собственные государства. Так что тоталитаризм тут не при чем.

Создание гражданского общества — еще один миф современной Украины. Пока у нас морщат лоб и пытаются дискутировать на эту тему, западные социологи уже не первый год спорят о том, умирает ли гражданское общество или оно уже мертво. Дело в том, что, как выяснилось в 80-е — 90-е годы, гражданское общество может существовать только при сильном государстве, которое берет на себя значительную часть социальных функций. Если государство отказывается от такой роли, перекладывая решение важнейших социальных вопросов на самих граждан, народ погрязает в проблемах исключительно экономического выживания — и у них просто не остается времени, сил и денег на гражданское общество.

Поэтому в странах Европы обнаружился упадок массовых общественных движений, заметно снизилось число граждан, участвующих в различных самодеятельных ассоциациях, и изменился сам характер этих общественных организаций. Например, число клубов любителей игры в бридж и число садо-мазохистских клубов стремительно росло (при том, что все они были маленькими — по несколько десятков человек), а число ассоциаций, пытающихся серьезно воздействовать на общественную жизнь (объединения экологов, сторонников расового, национального, религиозного равноправия, организации, защищающие права человека и т.д.), уменьшилось и число их членов заметно сократилось. При этом число фашистских и нацистских групп постоянно растет.

Чернышевский когда-то очень давно, еще в те времена, когда Украина называлась Малороссией и входила в состав Российской Империи, написал: «Бедная Россия, вечно она донашивает выброшенные Европой шляпки!». Сколько времени прошло, а у нас так и продолжают пропагандировать те почерпнутые на Западе идеи, от которых сам Запад уже отказался. Итак, продолжим... Те украинские политические деятели, которые ориентируются на американскую модель построения общества, искренне считают, что квинтэссенцией либеральных ценностей являются правовое государство и права человека. Но, во-первых, правовое государство существовало, в общем-то, всегда — со времен античности. Ведь основной принцип правового государства — верховенство Закона. И это правило неукоснительно соблюдалось, просто сами законы выглядели по-разному: например, можно было законодательно закрепить норму, которая предусматривала, что король, царь либо другой монарх неподсуден, ненаказуем и не контролируем никакими инстанциями. Но это было не бесправие, не произвол, а именно правовая норма. То есть, иными словами: то, что законодательно закреплено, обсуждению не подлежит. То, что творится в Украине сейчас — это даже не попытка построить подобие правового государства, ибо желание одной политической силы закрепить свои позиции на всех фронтах, причем очень сомнительными методами, под весьма сомнительными лозунгами, очень напоминает общество дикарей.

Очередной миф о том, что квинтэссенцией либерализма являются права человека. На самом деле либерализм утверждает экономические, религиозные и политические свободы индивидуума. Это совсем не то же, что права человека. Основное право человека, как известно — право на жизнь. Но в обществе, где существует социальное и имущественное неравенство, это право вступает в противоречие с такой либеральной ценностью, как экономическая свобода, основанная на незыблемости права частной собственности. То есть бедняк, поскольку он родился в бедной семье, не имеет права требовать от богатого человека, чтобы тот не дал ему умереть с голоду: это относится исключительно к доброй воле богатого -хочет, даст ему есть, не хочет — не даст.

Следующий миф — возвращение к нам христианских ценностей. Жестокость сегодняшней жизни как-то этого не подтверждает. Если обратиться к современным социологическим исследованиям (а они касаются, поверьте, не только рейтингов лидеров политических партий и блоков, — авт.), оказывается, что реально православных у нас в стране — 2-3%. Конечно, при формальных опросах сегодня православными называет себя половина населения, но при более глубоком исследовании оказывается, что это — условная идентификация, такая, какой 25 лет назад была формулировка «советский человек». На самом деле эти люди обрядов и постов не соблюдают, храмы посещают исключительно по большим праздникам, христианских заповедей не придерживаются. Более того, есть специальные исследования, которые свидетельствуют об уменьшающемся влиянии христианских ценностей в сегодняшней жизни. Скажем, в середине 2000-х, идею христианского смирения и терпимости («подставь правую щеку») поддерживало всего лишь 4% опрошенных (в 1995 г. таких людей было 22%, а в 1991 — вообще 48%). Те, кто отказывается признавать эту христианскую заповедь, очень просто мотивируют свой отказ «подставлять вторую щеку»: «Нельзя. Забьют насмерть». Зато число приверженцев сатанизма и прочей нечисти в Украине» растет быстрыми темпами.

И, наконец; миф о том, что нашей стране необходима жесткая власть, которая карающей рукой наведет железный порядок и всем станет свободно, хорошо и сытно. Я не хочу приводить набивший оскомину пример гитлеровской Германии. Мне, как журналисту, интересен другой — пример Чили времен Аугусто Пиночета, которому приписывают небывалый экономический подъем этой южноамериканской страны. Кстати, я припоминаю, что какое-то время назад некоторые наши политики предлагали взять за основу «уникальный» опыт Чили и применить его в Украине. Почему-то не прошло... Так вот, переворот 11 сентября (!!!) 1973 года в Чили начался с военно-морского флота. Офицеров и матросов, отказавшихся нарушить присягу и выступить против правительства, расстреляли, а трупы сбросили в море. Затем высадился десант в Вальпараисо. И лишь затем настала очередь столицы. В Сантьяго военные начали вовсе не с атаки на президентский дворец и не со штурма офисов Социалистической и Коммунистической партий. В Сантьяго военные начали с захвата телевидения и бомбардировки радиостанций «Порталес» и «Корпорасьон». Следующим шагом была бойня на радиостанции «Магальянес», которая передала в эфир последнее обращение к народу президента Альенде. Из тех, кто находился в редакции «Магальянес», не выжил никто, включая технический персонал. Приказом, переданным по радио, военная хунта закрыла все печатные издания, кроме двух крайне правых. Тем же приказом было объявлено о введении военной цензуры в СМИ. В первый же месяц после переворота в Чили была арестована почти треть всех журналистов. Практически все они, независимо от возраста и пола, были подвергнуты пыткам. Большинство из тех, кого вскоре освободили, оказалось внесено в «черные списки» и не могло найти не только работу по специальности, но и вообще какую бы то ни было работу. Число журналистов, погибших в ходе переворота или умерших (убитых) затем в тюрьмах и концлагерях хунты, колеблется от 2705 до 2820 человек. Военная хунта сразу объявила о «реорганизации университетов». Реорганизация предусматривала, в частности, закрытие факультетов социологии, журналистики и педагогики как «наиболее подвергшихся разлагающему воздействию марксизма». Дипломы выпускников этих факультетов были объявлены недействительными. Кроме того, военные считали, что журналистом может быть любой человек с образованием (или даже без него), если он мыслит «национально и антикоммунистически» и желает донести до читателя (зрителя, слушателя) идеи, соответствующие целям и задачам правительства. На смену серьезным изданиям пришли развлекательные и спортивные, на смену проблемным радио- и телепрограммам — «мыльные оперы» и бесконечные ток-шоу с подставной аудиторией, обсуждающие псевдопроблемы (преимущественно из такой политически безобидной области, как домашнее хозяйство и семейная жизнь). Значительная часть рынка СМИ была просто захвачена североамериканскими концернами, которые обрушили на Чили кучу журналов комиксов, журналов для девочек-подростков и т.п. Одновременно крупнейший в Чили национальный газетный концерн «Меркурио — Зиг-Заг», принадлежащий ультраправым, принялся заполнять рынок бульварной, но «идеологически правильной» продукцией: так, журнал «Эва» печатал исключительно бульварные романы для домохозяек, журнал для подростков «Сине Амор» восхвалял голливудскую кинопродукцию, журнал «О'Кей» печатал исключительно пошлые шутки и анекдоты. В Чили пришла интеллектуальная катастрофа. Катастрофа, впрочем, наблюдалась и в плане экономическом. Покупательная способность населения чудовищно понизилась. Обилие печатной продукции не подкреплялось спросом. У большинства изданий не расходилась и половина тиражей. СМИ существовали только за счет рекламы и идеологически мотивированных финансовых вливаний — в том числе и из-за рубежа (так, «свои» издания получали активную финансовую подпитку из США и Ватикана). Заработки журналистов были нестабильны и унизительно мизерны. Вплоть до 1985 года потеря места дважды за год для журналиста воспринималась как норма.

«Чилийский эпизод» в статье не случаен. Пусть очень хорошо подумают над всем вышесказанным те создатели мифов, которые спят и видят в Украине наведение порядка «железной рукой». Хотя, честно говоря, от, простите меня за грубость, бардака в нашей стране люди настолько устали, что было бы странным, если бы они не мечтали о настоящем спокойствии и уверенности в ближайшем будущем. И все же, как писал Булгаков в «Собачьем сердце»:

Суровые годы уходят

борьбы за свободу страны

За ними другие приходят,

они будут тоже трудны»