Факт новейшей истории: первый мобильный госпиталь в зоне АТО весной 2014 года развернули одесситы — сотрудники Военно-медицинского клинического Центра Южного региона (по старой памяти его называют «411-й госпиталь»). Руководил этим процессом Владимир Майданюк, заслуженный врач Украины, кандидат медицинских наук, которому мы предложили вспомнить, как все начиналось...

- Когда начались события на Донбассе, я был начальником Центра, и уже в марте 2014 года мы начали готовить мобильный госпиталь, чтобы принимать пострадавших. Уточняю: не раненых, а именно пострадавших, ибо тогда мы, конечно, не могли предвидеть, что случится в дальнейшем.

Сам мобильный госпиталь, состоящий из 52 палаток, был создан в 2007 году. Ежегодно мы проводили занятия с личным составом: госпиталь развертывали, проверяли материальную базу, медицинское имущество. Доукомплектовывали, если чего не хватало.

- Что входило в подготовку?

- Возьмем, например, приемное отделение — это шесть палаток. В каждой должен быть определенный набор имущества. И так по всем подразделениям.

В общем, госпиталь был готов работать в автономном режиме, и 30 мая 2014 года мы погрузились в эшелоны и уехали к месту назначения — в село Новомлиновка Куйбышевского (ныне Розовского) района Запорожской области.

- Вы представляли, что вас там ждет?

- Мы знали, что такое война, травмы. Я, например, побывал в 1995-96 годах на войне в Югославии, поэтому знал, что может быть, представлял, что это такое. В Одессе Центр у нас громадный, ежегодно через него проходило более 20 тысяч больных. Так что основная масса коллектива была подготовлена. И в первой ротации были сотрудники Центра — все одесситы. 129 медиков, остальные — техперсонал.

- Как вы готовили своих сотрудников?

- Мобильный госпиталь предназначен для оказания квалифицированной медицинской помощи. У нас четко расписано, что следует делать, начиная с приемного отделения, какой объем помощи должен быть оказан. И согласно руководящим документам мы готовили: что именно в данной палатке следует проводить, какие именно мероприятия. И пока персонал не был обучен тому, что необходимо, мы занятий не прекращали.

- Вы готовили сотрудников к войне?

- Мы готовили сотрудников к оказанию медпомощи.

- Но, согласитесь, что одно дело — работать в мирных условиях, и совсем другое — в боевых.

- Госпиталь наш находился не на передовой. К тому же в основной своей массе он состоял из медиков, которые имели большой опыт работы, видели и кровь, и травмы, и ранения — огнестрельные, минно-взрывные.

Часть людей прошли Афганистан, Ирак, побывали в Африке, в той же Югославии, так что получили опыт и морально уже были настроены соответствующим образом.

- С чем вы столкнулись в первые дни?

- Когда началась война на востоке, первые раненые начали поступать в гражданские лечебные учреждения Луганской, Донецкой, Запорожской областей, поскольку там еще не было военных госпиталей. И оказалось, что врачи гражданского здравоохранения не были готовы профессионально...

- Почему?

- Дело в том, что в 2010 году у нас совершили большую ошибку, когда решили, что в медицинских университетах не нужны военные кафедры. И часть дисциплин — военно-полевая терапия, военно-полевая хирургия, военная гигиена и другие — были просто вычеркнуты из программы подготовки врачей. Так что нашим профессорам пришлось в срочном порядке ездить по гражданским больницам указанных областей, читать там лекции по оказанию помощи при военных травмах. Практически это был ликбез.

У нас было шесть медицинско-санитарных бригад, которые мы отправляли с врачами, медсестрами, усиливая гражданские лечебные учреждения. С конца февраля-марта месяца они оказывали там помощь...

- А почему гражданские врачи оказались неготовыми к таким условиям? Ведь и в мирное время им тоже приходилось иметь дело с разного рода ранениями?

- Серьезно отличаются огнестрельные ранения от прочих. И других особенностей много. А из-за того, что кафедры закрыли, врачи этот курс не проходили. Потому наши специалисты уже во время боевых действий проводили обучение.

- Владимир Павлович, судя по всему, война на востоке не скоро закончится. И наверняка придется туда ехать врачам, не имеющим, так сказать, боевого опыта. Как вы считаете, к чему следует готовить себя такому врачу?

- Прежде всего человек должен быть морально готовым к работе в военных условиях.

И, конечно же, быть в своей специальности настоящим профессионалом. Ибо, если ты профессионал в своем деле, то будешь готовым и в других аспектах, в том числе, психологически.

А тот человек, который проработал определенный период времени в здравоохранении — независимо в военном или гражданском — он уже готов психологически.

Особенностей каких-то нет. На первом месте — профессионализм.

- С какими неожиданностями вы столкнулись при развертывании?

- Особых неожиданностей не было, поскольку каждый год, как я говорил выше, госпиталь развертывали. Важно еще, что была хорошо подготовлена начальник госпиталя Елена Геннадиевна Лавринец...

Так что острых проблем в профессиональном плане не было. Были проблемы с бытовыми условиями: например, душ можно было принять только вечером. Но потом люди привыкли и, несмотря на тяжелые бытовые условия, задача была выполнена. Основной поток раненых летом 2014 года шел через наш 61-й мобильный госпиталь.

- Какие раны встречались чаще всего?

- Раны конечностей — нижних и верхних, головы, шеи, грудной клетки и живота. Было много пулевых, осколочных ранений, минно-взрывных.

- Хватало ли оборудования, медикаментов?

- Госпиталь наш вышел укомплектованным на 100 %. Но оборудование было еще советских времен, 1970-80-х годов выпуска, которое находилось на складах. Но оно было в Одессе проверено, находилось в рабочем состоянии, и на нем первые месяцы работали. Потом большую помощь оказали волонтеры. В нашем Одесском медицинском университете собирали средства, медикаменты, оборудование, выезжали несколько раз к нам с этим, в том числе и ректор Валерий Николаевич Запорожан. Привозили одежду, продукты питания, потому что, когда к нам в госпиталь поступали раненые, то с них одежду снимали, и когда потом их отправляли в Днепропетровск, то у бойцов порою не было даже трусов и маек.

Еще волонтеры купили наркозно-дыхательную аппаратуру, наш университет поставил хирургическую стойку для лечения раненых в полевых условиях. Впервые в Украине мы применили эндоскопическую хирургию в полевых условиях.

Местные органы власти тоже оказали помощь — купили санитарные автомобили, расходное медицинское имущество. Поддержали в самые сложные времена наш мобильный госпиталь, и он вышел на более высокий качественный уровень.

Чего не хватало, так это препаратов крови. Вначале в Запорожской области нам даже не хотели давать препараты. Один из местных чиновников сказал мне: «А как мы будем списывать кровь на раненых, которые из Хмельницкой или Тернопольской областей?»

- Неужели?

- Да, и такое было...

Были проблемы с антибиотиками. Так мы ездили в Запорожье, общались с руководством области. И постепенно выровняли ситуацию.

- Далеко ли находился госпиталь от линии фронта?

- Чтобы было наглядней: в основном, раненых доставляли к нам вертолетами. Время подлета вертолета — от 20 до 40 минут. Максимум — час.

А линии фронта как таковой там нет. В любой момент и сзади, и спереди могли быть как свои, так и чужие.

- А вы ощущали, что госпиталь могут и взорвать, и бомбить?

- Было такое опасение. Но госпиталь охраняли 70 профессиональных военнослужащих. Слава Богу, никаких происшествий такого рода не было.

- Специалисты какого профиля в первую очередь нужны в условиях боевых действий?

- Хирурги, травматологи, анестезиологи...

- Как быстро происходит адаптация к военно-полевым условиям?

- У каждого по-разному.

Бывали случаи, когда медики запивали, даже женщины. Таких приходилось увольнять.

Но в основной массе люди вели себя достойно.

- Какие лично для вас проблемы были самыми сложными?

- Не думал об этом...

Моя задача — обеспечить госпиталь медикаментами, продуктами питания, одеждой, топливом, исправной техникой...

- А какие моменты были самыми сложными?

- Когда случился Илловайск. Тогда за сутки к нам поступало до 200 раненых, в несколько раз больше, чем в обычные дни...

Многие люди, которые вышли из этого котла, были психологически подавлены. Ведь они видели своими глазами много смертей. Но потом все как-то разрулилось.

- Психологи у вас тогда были?

- Нет.

- А как же справлялись?

- Так и справлялись...

В начальный период психологов нигде не было. В то время, когда я учился в медине, мы изучали и психологию, и психиатрию. Тогда больше знаний нам давали...

А что касается психологов, то сначала, когда мы объявили набор, многие приходили ко мне с целью заработать деньги. Мол, если вы нам заплатите, тогда и будем работать. Я им отвечал: «Зачем вы нам такие нужны?»

Это сейчас в штате госпиталя шесть психологов, а вначале их не было.

- Как вы общались со сложными пациентами?

- Вот вертолет садится, из него выходят раненые. Основная масса — с оружием, в бронежилетах, касках. На сортировочной площадке мы отделяли ходячих, которые создавали самые большие проблемы.

Первым делом, как правило, просили попить воды.

Потом — закурить.

Вот так: попили, сели на скамеечке в тени, закурили — и успокоились.

Ведь вокруг — тишина, покой, да еще чаю попили — и напряжение постепенно спадало.

Бывали такие ситуации, что в одном вертолете везли и наших раненых, и сепаратистов. Мы последних отделяли сразу, чтобы не было самосуда. Отдельно оказывали им помощь, после чего их забирали соответствующие органы.

- А случались особо сложные ситуации?

- Был такой напряг, что на этом внимание не фиксировалось. Представьте, что одновременно на площадку садятся два-три вертолета, а в каждом — 20-25 раненых. Выгрузка, сортировка, оказание помощи, отправка дальше — ежедневно одна и та же работа.

- Кроме ранений, какие заболевания чаще всего встречались?

- Сезонные. В осенне-зимний период — респираторные заболевания, пневмония. Были проблемы с призывниками — вплоть до инфарктов миокарда. Ведь среди них встречались даже люди пенсионного возраста.

Я помню, как на полигоне Широкий Лан встретил среди призывников мужчину-добровольца весом под 200 килограммов. Я его спрашиваю: «Как вы себе представляете службу?»

А он: «Я — патриот, хочу защищать Родину».

Оказалось, что он даже не проходил медкомиссию. Но через неделю, к счастью, сам понял, что в таком состоянии не способен выполнять боевую задачу.

Но потом уже и медкомиссии начали работать более ответственно. И контингент военкоматы стали подбирать такой, какой способен выполнять боевую задачу.

- Было что-то новое в вашей работе?

- Во что мы внесли новшество, так это в сортировку раненых.

Вообще-то сортировку придумал Николай Иванович Пирогов еще во время Крымской войны. Но наши специалисты проводили сортировку прямо в вертолете. Вертолет сел, подготовленные специалисты заходили в него и прямо на открытых участках тела писали цифры. И с этим раненый уже шел на сортировочную площадку. Это ускоряло дело: сортировку 20 человек мы проводили за 30-40 минут. По Пирогову же, сортировочная бригада за час могла сортировать до 10 раненых.

- А врачам требовалась психологическая помощь?

- Конечно. Это же травма очень серьезная и для персонала.

В мирных условиях как: врач отработал положенное время и пошел домой. А тут работа идет 24 часа в сутки, да еще в условиях, далеких от привычных. Быт очень примитивный. Плюс каждый день ты видишь кровь, травмы, ранения, смерти... Постоянно в стрессовой ситуации.

Не все выдерживали.

Помню, приехали медики из Киева. Посмотрели на это и ушли через пару часов.

- У Юлии Друниной есть такие стихи:

Кто говорит, что на войне не страшно.

Тот ничего не знает о войне...

Это в самом деле так?

- Чувство страха — нормальное чувство. Если кто-то говорит, что он ничего не боится, то, по всей вероятности, у него не все в порядке с психикой.