В Одессе отшумел, отдудел, отпел, отстучал по барабану и отбарабанил по клавишам 18-й Международный джазовый фестиваль… И в третий раз он прошел без своего создателя, вдохновителя и бессменного президента Юрия Кузнецова… И хотя Юру с грустью вспоминали буквально на каждом концерте, в целом Odessa JazzFest прошел ярко, солнечно, весело… Именно так, каким создавал его Юра… Ведь он был ярким, солнечным, веселым человеком… Поэтому вспомнить о нем хочется чем-то веселым!

Говорят, что в Одессе все всех знают. И идя по улице, убеждаешься, что это, таки да, правда. Один мой знакомый прокомментировал ситуацию так: «Это не город маленький, это прослойка тонкая». Тем, кто подзабыл советскую терминологию, напомню, что «прослойкой» обозвал интеллигенцию Ленин.

Так вот, в рамках этой самой прослойки мы с Юрой Кузнецовым были знакомы давно, но, как говорится, шапочно. «Привет, привет, хорошая погода». Встретились-разбежались. А более плотно познакомились на Юморине-97. Я тогда был руководителем пресс-центра праздника, а Юра курировал его музыкальную часть. Читатель мог бы подумать, что сблизила нас причастность к высшим эшелонам городской юмористической власти, но это не так. Дело в том, что Юра всегда был очень веселым человеком, я тоже в карман за острым словцом не лез, и наши взаимные подначки доставляли немало удовольствия всем «штабистам». Кто-то даже сначала пытался за нами записывать — для истории, но вскоре понял всю бессмысленность этой затеи. Наши шутки были смешными здесь и сейчас, а не там и потом.

А особо сдружились мы после одного смешного случая, хотя тогда этот эпизод смешным нам отнюдь не показался.

В 97-м штаб Юморины находился в большой квартире на третьем этаже в самом центре города. Окна штаба выходили на Горсад, а вход был со стороны Гаванной, и чтобы попасть в горнило юмористической мысли, нужно было подняться на второй этаж, пройти по открытому переходу в соседний флигель и после резкого поворота взобраться по крутой лестнице на самый верх.

В штабе обычно толпился народ, а тут, в канун Юморины, все разбрелись по своим делам, и в штабе остались только мы с Юрой. Время было обеденное и, заперев дверь, мы отправились в кафе гостиницы «Спартак» на Дерибасовской перекусить удивительно вкусными тамошними блинчиками. Я бы вам их порекомендовал, но, к сожалению уже нет ни этих блинчиков, ни этого кафе, а на месте гостиницы «Спартак» шумит и пахнет деревянная ярмарка.

Так вот, возвращаемся мы с Юрой в штаб, и вдруг у самой парадной к нам цепляются двое. Один низенький и хиленький, но явный лидер. Второй — амбал выше меня ростом, по толщине — как мы вдвоем с Юрой. И что характерно, — без малейших признаков интеллекта на лице, которое и лицом-то назвать неудобно, так, что-то среднее между мордой и рожей.

Парочка явно пытается «косить» под одесситов, но смешанный балтско-молдавский акцент их выдает. Да и пахло от них красным молдавским вином.

«Мэй, омул, дай закурить»! С «закурить» все и началось.

Когда моя пачка сигарет перекочевала в карман маленького, стало ясно, что легко мы не отделаемся.

— А теперь деньги давай! — скомандовал верзила. Очевидно, для устрашения столь важная миссия была поручена именно ему.

— Наверное, не деньги, а бабки? — пошутил Юра, но амбал не понял.

— Какие бабки? Где? — завращал он головой.

— Деньги ваши — будут наши, — вспомнил свое босоногое детство маленький.

— Ага, — подтвердил амбал.

— Не деньги, а бабки, — не унимался Юра.

— Ты шё, меня будешь учить? — повысил тон маленький.

— Ага, — подтвердил неизвестно что большой.

— Дело начало принимать нехороший оборот. С малышом-то мы как-нибудь справились бы, но амбал… Такого даже табуреткой не проймешь.

Кроме того, я понимал, что Юре завтра играть и ему нужно беречь руки. И тут мне пришла в голову чисто джазовая импровизация.

— Так у нас с собой денег нет, они наверху, — пожал плечами я.

— Ну так пошли наверх, — скомандовал малыш, и мы двинулись.

Пропустив Юру вперед, я незаметно передал ему ключи от штаба и прошептал:

— После поворота я их задержу, а ты беги вверх и вызывай милицию.

— О чем вы там шепчетесь? — подозрительно спросил большой. От напряжения такой длинной и сложной фразы у него на лбу вздулись вены.

— Да мы уточняли, где у нас наверху лежат деньги, — подыграл Юра.

На второй этаж мы поднялись без приключений, металлическим мостиком в соседний флигель проследовали, будто под конвоем, а перед самым крутым поворотом я остановился, обернулся к парочке и миролюбиво задал сакраментальный одесский вопрос:

— А вы сами, ребята, с откудова будете?

— Да мы… это… с Молдав,.. — проговорился здоровенный и тут же получил под дых от шефа.

— Ты шё, не видишь, мы же с самой Молдаванки.

— А с какой улицы? Я там все знаю, — продолжал интересоваться я, напряженно прислушиваясь, как Юра не может попасть ключом в замочную скважину.

— Да мы с этой… как ее… вылетело…

— С улицы, этого… как его… Ленина, — прояснил ситуацию амбал.

Я услышал, как за моей спиной открылась, а потом закрылась дверь штаба, щелкнул замок, и с облегчением выдохнул:

— Пошли.

— А где тот, второй? — опешил амбал, когда мы миновали поворот и перед его глазами предстала пустая лестница.

— Какой второй? — прикинулся шлангом я.

— Ну тот, с которым вы были?

— А с кем мы были? — продолжал я разматывать шланг.

— Ну тот, второй, с косичкой.

Юрина прическа тогда, как впрочем, и всегда, оканчивалась сзади неким недоразумением сантиметров пять длиной.

— Ах, с косичкой, — вспомнил я, — так он же ушел.

— Куда?

— Как куда? За деньгами. Вы же сами хотели. А вы что не заметили, как он мимо вас прошмыгнул?

— Когда?

— Да вот, пока вы мне про улицу Ленина на Молдаванке рассказывали.

Игра в «Что? Где? Когда?» на выживание продолжалась довольно долго. Я старался тянуть время, но бесконечно это продолжаться не могло. Окончательно озверев, мой мелкий оппонент полез в карман и вытащил ножичек, который бы лучше смотрелся в кулачище большого. Впрочем, этот кулачище и без ножичка смотрелся неплохо. И тут я с облегчением услышал, как по железному переходу грохочут сапоги милиционеров. Милиция тогда приезжала быстро. Буквально на полуслове прервавшись, я ногой ударил по руке, держащей нож, и что есть силы толкнул нападавшего. Маленький покатился за поворот, прямо под ноги милиции, а от гнева большого меня спасло только полное отсутствие интеллекта на его лице. Пока он соображал, куда делся тот, который без косички, но с ножом, его самого заломали.

Тогда, перед Юмориной, мы с Юрой решили никому ничего не рассказывать, чтоб не волновать близких. И проговорились только недели через две, когда я зашел к Юре на Дерибасовскую с бутылочкой коньяка и под этот коньячок бойцы начали вспоминать минувшие дни. А потом Юра сел к роялю и устроил для меня небольшой трехчасовый концерт. Впрочем, скорее всего, это было не столько для меня, сколько для его жены Наташи, чтобы успокоить ее в связи с внезапно открывшимися, совсем не юморинными обстоятельствами.