Руководитель любимого одесситами Театра «На Чайной» Александр Онищенко рассказал о жизни после переезда из бывшей чаеразвесочной фабрики во Дворец студентов (областной совет установил для театралов арендную плату – гривна в год), о воспитании актера и высоких стандартах современной театральной режиссуры.

Визитка

Александр Онищенко — актер, режиссер и директор Одесского Театра «На Чайной». С 1990 по 1993 год учился в театральном лицее Анатолия Падуки. В 1998-1999 годах там же занимался постановкой своих первых спектаклей.

В 2015-ом, поступил на режиссерский факультет Российской академии театрального искусства (РАТИ). Мечтает сыграть Свидригайлова из «Преступления и наказания» Достоевского. Увлекается смешанными единоборствами.

- Целый год у нас не было премьер, кроме «Иллюзий», потому что мы как раз занимались обживанием нового помещения. А вот сейчас, я надеюсь, все эти премьеры как раз и пойдут одна за другой. Вот вышла детективная «Тайна семейства Рейвенскрофт» в моей постановке, Влад Костыка выпустил свою первую режиссерскую работу, спектакль «С днем рождения, сынок!» по пьесе Фернандо Аррабаля «Пикник». Дальше на выходе будут еще три спектакля. Во-первых, «Гардения» по пьесе современного польского драматурга Эльжбеты Хованец, которую делает заслуженный артист Украины Юрий Михайлович Невгамонный с нашими актрисами (это женский спектакль). Потом я доделываю «Кухонный лифт» по Гарольду Пинтеру и Олег Фендюра представит сценический детектив, о котором пока говорить не буду. Детектив – вообще сложный жанр для театра. В театре важно прямое действие. А в детективе все происходит в воображении того, кто раскрывает преступление. Давно мечтали попробовать свои силы, а потом нашлись две пьесы и для меня, и для Фендюры, правда, «Тайна» переросла скорее в сказку для взрослых о вдовах, не знающих, как им жить дальше…

- Насколько я знаю, когда в Театре «На Чайной» ремонт, все студийцы в нем участвуют лично. Какие работы они выполняют своими руками?

- Слово «ремонт» уже просто пугает их. Они умудрились за пять дней покрасить полторы тысячи квадратных метров на лесах, при высоте в десять с половиной метров. Это была очень тяжелая работа, леса все время приходилось переставлять. Мы это сделали. Ковролин постелили, электрику всю провели, чехлы пошили. На электрику, конечно, деньги собирали и профессиональным электрикам платили. Мы выиграли грант благотворительного фонда Caritas на немецкое световое оборудование — отличных шесть профильных прожекторов. Я подал заявку, написал бизнес-план (меня научили этому), и скоро наши зрители увидят постановки с новым, современным световым решением. Мы оборудовали маленькую театральную гостиную, где актриса Алла Нестерова уже провела вечер памяти драматурга Анны Яблонской. Это будет камерное пространство для моноспектаклей, читок новых пьес. Возродили традицию чаепитий с публикой после спектаклей – напротив входа в зал открылось небольшое кафе, и у нас с ним договоренность, не каждый раз, но в большинстве случаев пьем чай, обсуждаем постановки. Чаем угощает компания Alokozay, зрители могут задавать любые вопросы о том, что они только что увидели на сцене.

Надеюсь в апреле поменять старые передние сиденья в большом зале, вместо них подставить офисные стулья с подлокотниками, которые легко можно будет складывать в стопки. У нас тогда появится возможность легко и быстро посреди зала освобождать камерное пространство, открытое на три стороны, как это было в нашем старом здании, такого пространства не хватает. Мы ведь набрали новую студию. Сначала были люди, которые основали Театр «На Чайной», остались в нем Саша Бойко, Лена Юзвак, я, Олег Шевчук и Денис Фалюта. Потом мы набрали студию, сделали выпуск, с нами остались на сегодняшний день Лера Задумкина, Влад Костыка и Филипп Азаренко. Потом снова набрали студию, дипломным спектаклем был «В мире животных» по Дону Нигро, он остался в репертуаре. И сейчас осталось шесть человек, которых мы задействуем в больших спектаклях. Они работают в «Тайне семейства Рейвенскрофт» и «С днем рождения, сынок!», в готовящемся «Кухонном лифте» заняты два студийца – Александр Колесниченко и Никита Шумский. Получается, сейчас мы набрали третью студию. Их очень много, я набрал от жадности неимоверное количество девочек, и все разные, и все интересные.

С парнями сложнее, но я набрал то количество, которое хотел. Так еще совпало, что на прослушивание пришло несколько человек, которые так или иначе занимаются режиссерской практикой: ставят спектакли в маленьких детских коллективах или студиях. Я не взял их в актерскую студию, но потом подумал: раз они все говорят, что хотели бы научиться работать с актерами, надо предложить им создать внутри студии режиссерскую группу. Первый месяц они просто сидят, слушают теорию, смотрят работу с актерами, со второго месяца, когда актеры начинают делать этюды, они следят за этим с режиссерской точки зрения. Их там шесть человек, этих взрослых режиссеров, я им разрешил ходить по два раза в неделю. Может быть, среди них, спустя какое-то время, появится один интересный режиссер, который сделает работу с актерами-выпускниками. Посмотрим. Студия всегда сначала большая, они же приходят со словами: «Все, хочу, буду!». В процессе кого-то мы уберем, кто-то уйдет сам, кто-то поймет, что актерское дело – это совершенно не для него, как только столкнется с реалиями актерской профессии. Эта профессия нелегка и для тех, кто играет на Бродвее, а у нас она еще и малооплачиваемая…

- Вот, кстати, о детских коллективах: вы недавно были в числе жюри на одном из детских конкурсов, каковы ваши впечатления от уровня коллективов, представленных там?

- Там были разные совершенно впечатления, я вообще плохо понимаю, как можно судить детей. Поэтому ставил там две оценки, либо пятерку, либо четверку. Пятерку – если замечал что-то действительно мне интересное. Четверку – если от меня это было далеко. Несколько коллективов, как мне показалось, идут верной дорогой, там еще нет результата в виде работы глобальной, но уже есть правильная постановка вопроса: что такое актер? Что актер должен делать на сцене?

Проблема возникает, когда педагоги думают, будто надо ребенка научить «показывать» что-то на сцене, учат красиво выйти, предъявить себя… Но забывают, что актер – действующее лицо, он должен действовать, быть абсолютно живым, реальным. И ребенка учат демонстрировать, уводя этим в сторону от профессии. Замечательно, что вообще детские студии существуют, что организуют детские конкурсы. Ребенок привыкает находиться на сцене, получилось, не получилось – второй вопрос. Дело в том, что они приехали, выступили, получили какой-то ценный опыт. В актерской профессии есть качества, которые нарабатываются только опытом, только количеством выступлений, появлений на сцене. То, что приобретается в контакте со зрителем, на тренинге никак не наработаешь.

Я с удовольствием откликаюсь, когда меня приглашают в жюри детских конкурсов, вот был на Корнейчуковском фестивале, в апреле-мае там тоже готовят очередное награждение. Я люблю смотреть на детей, сам начинал в театральном лицее у Анатолия Ивановича Падуки, у меня любовь к этим коллективам не остыла. А когда был маленьким совсем, занимался в Воронцовском дворце (тогда это был Дворец пионеров) в кружке театра кукол, им руководила такая низенькая, пожилая дама, имени ее не помню, но запомнилось знакомство с марионетками и другими куклами. Сейчас пытаются представить, будто при Союзе все было плохо. Считаю, что это абсолютнейшая неправда, одним из положительнейших факторов, который частично сохраняется в наше время, могу назвать наличие доступных детских секций, кружков, школ, где каждый ребенок мог себя попробовать в разных качествах. Я жил в Испании долгое время – там и в помине этого нет.

- Талантливым детям из богатых семей нанимают каких-то педагогов, а для остальных ничего не предусмотрено?

- Да, это уже связано с большими финансами, А ведь воспитание ребенка в театральных студиях, например, очень помогает ему в дальнейшей жизни. Я считаю, профессиональное становление в этой сфере происходит примерно с шестнадцати лет. Детскую студию я рассматриваю как введение ребенка в мир искусства, это в первую очередь навыки общения с аудиторией, партнерами. Я и на Корнейчуковском фестивале вспоминал на церемонии награждения высказывание замечательного грузинского режиссера-кукольника Резо Габриадзе. Однажды кто-то при нем стал ругать творчество Александра Дюма. Дескать, это же несерьезный автор, это развлекаловка. И Резо Габриадзе тогда сказал, что, по его мнению, Дюма – это швейцар, который стоит у ворот огромного замка литературы. Внутри этого замка хранятся важнейшие книги, написанные величайшими умами человечества. Но ворота очень огромные, тяжелые, когда ребенок пытается в замок пройти, Дюма как раз и помогает их отворить. А во взрослой жизни он уже сам во всем разберется.

- Для вас самого студенческие годы еще не закончились, вы продолжаете обучение на курсе Иосифа Райхельгауза в Российской академии театрального искусства, бывшем ГИТИСе, очень серьезном, если не сказать больше, учебном заведении. Какие события происходят в вашей студенческой жизни?

- Самое радостное событие – Иосиф Леонидович со всем коллективом вернулся в отреставрированное после пожара здание театра. Театр, наконец-то, вернулся домой. Со времени последней сессии прошло уже почти полгода, пора уже готовить дипломный спектакль, многое не получается… Одно дело – ставить спектакль со своим коллективом, другое – с людьми, с которыми ты раньше не работал. Но будем стараться, надеюсь успешно сдать госэкзамен и вплотную заняться постановкой. Я безмерно благодарен Иосифу Леонидовичу за то, что он предложил мне обучаться на своем курсе. Он дал мне вообще понимание психологического театра, позволил прикоснуться к этому всему. Это удивительно.

- Какая пьеса легла в основу вашей дип­ломной работы?

- Несколько пьес Девида Айвза, вы их не знаете, они еще не переведены на русский язык, я заказал переводы. У нас идет «Странный спектакль» по нескольким пьесам Айвза, я тоже выбрал странные пьесы. Да у него все пьесы странные в хорошем смысле. Не такие, как у нас, басни с участием персонажей из животного мира, все действующие лица – люди, и ситуации вполне реальны. Все эти пьесы объединены темой маленьких людей, которые вроде бы ничем не выделяются, а им очень хочется отличиться, сделать нечто такое важное, чтобы о них заговорили. Одна из этих пьес называется «Обычные смертные». Буду пытаться поставить.

А еще я сейчас с одним коллективом в Одессе заканчиваю работу над спектаклем. Это выпускники киношколы «RemarkaFilm» на Одесской киностудии, проучившиеся по паре лет. Организатор Алена Радишевская собрала их в коллектив, назвала его «Свое пространство». И они собираются регулярно создавать свои работы, существовать в качестве маленького театра. Заканчиваем спектакль по пьесе Христо Бойчева «Полковник-птица», должно получиться интересно. Будем показывать на зрителя, потому что, повторюсь, контакт с публикой очень важен. Планов, как всегда, очень много, иногда строим планы отдохнуть чуть-чуть…

- Находясь на сессии в Москве, вы посещаете московские театры – что там видели интересного?

- Бегаем там постоянно и в театр Вахтангова, и в «Маяковку», и в Театр Наций, Театр Петра Фоменко... Самые яркие впечатления связаны с театром Вахтангова, в первую очередь — спектакль «Царь Эдип» режиссера Римаса Туминаса. Туминас – большой мастер, который делает совершенно разные работы. «Царь Эдип» — это трагедия. Второе самое мощное впечатление тоже связано с трагедией. Зрителю трагедия сейчас не совсем понятна, зритель такие масштабы не воспринимает. Мы привыкли уже больше к драме, к драматическим событиям, не трагедийным. Туминас делает ход необычный, когда Эдип, уже ослепленный, выходит со своим монологом, это производит сильнейшее впечатление. Понимаешь, что человек вступил на пусть искупления, и вдруг узнаешь в нем пророка, который появлялся в начале спектакля и предсказывал грядущие события. Эдип сам становился пророком…

А второй пример – нам, режиссерам, показала на большом экране преподавательница ГИТИСа запись спектакля, который участвовал в Авиньонском фестивале. Это спектакль по пьесе Сенеки «Фиест». Трагедия шла на сцене Папского дворца, режиссер Томас Жолли был также и композитором, и исполнял одну из ролей. Братья — близнецы, Фиест и Атрей, боролись за корону их отца Тантала. Сначала Фиест соблазнил жену Атрея, чтобы она выкрала для него у мужа золотого барана, символ права на трон Тантала. И вот, через годы, Атрей заманивает к себе обещаниями о примирении скрывающегося в изгнании Фиеста, с целью убить его сыновей и накормить их мясом ненавистного брата. Масштаб огромных событий, а заканчивается все сценой: два человека за столом. И все! История сужается до двух братьев за одним столом. Фантастическое искусство французской декламации, там риторика является обязательным предметом для актера, а мы это упускаем. У этого француза даже рэп возникает жесткий, страшный, уже, казалось бы, все достигло пика, а актеры продолжают на высоте этих эмоций существовать. Не знаю, возьмусь ли когда-нибудь за трагедию, но это самый высокий образец…